Невыход в онлайн – это новый выход в реальность

Иллюстрации – Марта Паршивев

Пора признать: Интернет перестал быть интересным. Как и все хорошие романы, он сначала был захватывающим. Мы не ложились спать допоздна и смеялись вместе, теперь же он просто помогает нам дольше ссориться. Длинные праздные лета Albino Black Sheep и Криса Крокера превратились в серую нескончаемую зиму миллиардеров, нажившихся на больших данных, и пыток в прямом эфире. Мы находимся под наблюдением, не можем сосредотачиваться, мы не присутствуем, мы не можем спать – даже улицу уже перейти не можем. Именно поэтому вы не можете закончить книгу, и именно поэтому универмаги уже знают, что вы подумывали и приобретении Nutri-Bullet. Тем не менее – как и в случае со множеством ужасных отношений, – несмотря на то, что всё это страшно истощает, высасывая энергию и выкапывая данные, мы не можем завязать.

А ещё хуже следующее: мы всё это знаем. Едва ли нужна ещё одна книга, ещё один пламенный заголовок, ещё один подкаст для того, чтобы подробно рассказать о множестве способов, которыми ваш телефон портит вам жизнь. Тем не менее, несмотря на всё это, мы, по-видимому, способны провести этот разговор лишь до половины. Мы определили проблему, но для поколения, которое гордится тем, что «пробудилось», мы удивительно растеряны, если говорить о решении проблемы, которая однозначно является наиболее широко распространённой на нашем веку.

Нам не удалось разобраться с этой проблемой в основном потому, что мы не знаем, откуда начинать. На наш взгляд, Интернет похож на систему жизнеобеспечения. Если однажды решить отсоединить её от наших жил, мы начнём лихорадочно задыхаться, а затем улетим в бесконечную одинокую бездну. Мы не можем вернуться в мир без него, а отмежеваться от мира с ним – став амишем – это, кажется, слишком сложно. Мы могли бы удалить все свои учётные записи, но как бы мы узнавали, что приглашены выпить куда-нибудь на день рождения?

Продолжения текущего спуска можно избежать. В конце концов, айфону всего десятилетие, а «всемирной паутине» – лишь 25. То, что мы в массе своей начали считать началом упадка, могло бы в той же степени оказаться периодом технической наивности – временем до того, как мы по-настоящему осознаем, к какой жертве подготовились и чего хотим взамен. Техника, разумеется, формирует будущее, но также вполне можно себе представить, что произойдёт борьба за переопределение её роли в нашей жизни.

Уже происходят небольшие, но существенные изменения. Представители правящих кругов спорят о том, есть ли место смартфонам на уроке, рестораны запрещают их за обеденными столиками, и предприятия требуют не носить их с собой на совещания. Бой между концертными площадками и смартфонами долог и прекрасно описан; интересно, что техническая компания Yondr даже создала чехлы для телефонов, которые замыкаются, стоит только войти в определённую на площадке «зону без телефонов». По состоянию на март этого года вождение одновременно с написанием СМС обойдётся водителю в Британии в штраф размером в 250 долларов и шесть штрафных очков. Предполагаемой вездесущности техники бросают вызов во всех сферах общественной жизни.

Также мы разбирались с ней по отдельности. Идея «цифрового детокса» появилась ещё во времена Blackberry. В классическом варианте они сосредотачиваются вокруг идиллических ретритов без телефонов, но большинство организаций также поддерживают способы построения положительных отношений с техникой в реальном мире. Когда я связалась с Таней Гудин, основательницей организации Time To Log Off, занимающейся цифровыми детоксами, насчёт её ретритов, она сказала, что они похожи на другие виды реабилитации: люди знают, что у них есть проблема, и хотят помощи. «Под конец, когда мы возвращаем им их телефоны, всегда находится один человек, который говорит, что не нуждается в телефоне», – говорит она, смеясь.

Критически важным для успеха цифровых детоксов является сочетание сфер техники и быстро развивающейся индустрии велнеса. С повышением популярности приложений для самоосознания вроде Headspace мода на медитацию принесла с собой острый интерес к пользе отказа от телефонов. Сейчас (в чём есть некоторая ирония судьбы) существует множество приложений, предназначенных для помощи людям в продуктивном использовании телефонов и компьютеров – от Self Control, позволяющего блокировать определённые вебсайты на определённое время, до Stay On Task, которое просто подталкивает проверить, продвигаетесь ли вы с тем, что должны делать. Кремниевая долина подала иной пример, впервые предложив идею «цифрового шаббата» в прямом смысле: там настояли на том, чтобы сотрудники один день в выходные отдыхали без техники.

По отдельности эти меры и тенденции не представляют собой особую революцию. Тем не менее, они указывают на наличие потенциала. Пока что это разрозненные идеи, висячие нитки, ждущие, пока их соберёт более обширное интеллектуальное движение. И всё же план действий существует и для этого. Раньше громкий уход с Facebook являлся прерогативой будущих художников из старших классов, которые оставались в оффлайне, чтобы ничто не мешало им слушать вдумчивую акустическую гитарную музыку на родительском проигрывателе. Тем не менее, идеи технической зависимости превратились в нормальные темы для разговоров – когда издания от Guardian до Breitbart сообщили о связи между социальными сетями и одиночеством, – уход из соцсетей, временный или бессрочный, стал всё больше превращаться в более обычное решение для молодых людей.

Если раньше фраза «меня нет на Facebook» была хипстеризмом, то сейчас у неё непрерывно повышаются шансы на то, чтобы стать мейнстримовой проблемой. К 2013 году количество взрослых, заявлявших, что они взяли продолжительный или бессрочный перерыв от Facebook, составляло примерно 61 процент. Facebook продолжает удивлять своими политиками конфиденциальности, и в связи с этим почва для продолжения исхода становится всё плодороднее. Вполне вероятно, если не логично, догадаться, как быстро некоторые люди могут превратить уход из социальных сетей в контркультуру.

В том, чтобы быть молодым в 2017 году и отказаться от своего телефона, есть нечто трансгрессивное. В своей книге «Solitude» («Одиночество») канадский автор Майкл Харрис представляет жизнь без постоянно отвлекающих оповещений как источник духовного пробуждения. Он определяет внутреннюю мысль как искусство, дисциплину, которую в мире, настроенном против неё, следует развивать. «Это именно что радикально, – говорит он мне по Skype. – Если вы собираетесь отрешиться от групповой культуры, нужно ничего не иметь против определённого рода грубости».

Книга Харриса не нравоучительна; она скорее переосмысливает незначительные изменения в образе жизни как часть борьбы по возвращению себе этого чувства самости. К примеру, говорит мне Харрис, он откладывает момент первой проверки телефона, давая себе как можно больше времени в начале дня перед входом в облако. Это незначительный жест, но это практическое решение как раз из тех, которые показывают, как можно вернуть контроль. «Именно так нам нужно организовывать свои часы, – объясняет он. – На мой взгляд, это хорошо показывает уровень зависимости, на котором мы застряли. Нельзя просто взяться за цифровой детокс, а затем исправиться. Мы настолько замаринованы в том, что нам приходится бороться с этим ежедневно, если не ежечасно».

Это говорит о давно назревшем разговоре, которого ещё не произошло как следует в нашем обществе – с пониманием того, что развивать здоровые отношения с собственным телефоном так же важно, как пользоваться презервативами или кушать овощи. «Если взглянуть на культуру еды в Северной Америке в 1950-е и 60-е, то тогда был избыток пищи, – продолжает Харрис, – но мы не подошли с умом к тому, как ели, а затем, когда резко вырос уровень диабета и ожирения, нам пришлось остановиться и подумать. Мы точно так же не будем есть полуфабрикаты каждый вечер до конца своих дней, мы начинаем спрашивать: «Что такое здоровая медиа-диета?»

Для того, чтобы это случилось, необходимо, чтобы люди начали думать о пользовании техникой как о проблеме здравоохранения – и так ли уж трудно представить себе это на самом деле? Активисты уже борются за то, чтобы сделать просвещение по вопросам психического здоровья обязательным в британских школах; работа с компульсивным пользованием социальными сетями однозначно является логическим продолжением этого. Нужно лишь посмотреть на возрастающую популярность упражнений по самоосознанию в британских школах, дабы увидеть, насколько эффективными могут оказаться идеи велнеса.

Доктор Ричард Грэм – детский и подростковый психиатр. Около 12 лет назад он начал работать с доселе неизвестными случаями, когда молодые люди страдали от проблем с психическим здоровьем вследствие чрезмерного пользования техникой. В 2010 году он запустил первую специальную службу Великобритании по работе с технической зависимостью, а в последующие годы стал ведущим экспертом по этой зависимости и реабилитации. Когда я говорю с ним по телефону, он соглашается с тем, что у нас проблемные отношения с техникой, но менее уверен в том, что мы достигли переломного момента. «Я не думаю, что мы уже знаем, где наши пределы, – объясняет он. – Я начинал в эпоху одной платформы. Теперь существуют портативные гаджеты. Это очень сильно переплелось, это гораздо сложнее».

Он считает, что текущим поколениям нужно серьёзно подумать о наших отношениях с техникой в будущем. Тем не менее, он считает, что не воздержание – это путь вперёд, а нужно сосредотачиваться на том, чтобы давать следующему поколению возможность «этично развивать Интернет». Однако он согласен с тем, что существует вероятность культурного сдвига в некоей форме. «Я ожидаю, что мы застанем племена, которые пойдут по этому пути, – предполагает он, – родителей, которые будут искать школы, куда не пускают в игровую комнату с айпадом».

Разумеется, утверждается, что эти идеи существуют уже довольно давно. Отпуска с цифровым детоксом пока что не смогли разжечь никаких серьёзных изменений в обществе. Вряд ли можно вызвать сколько-нибудь значимую реакцию, убеждая людей, что слишком частое пользование Twitter им вредит. До относительно недавнего времени ущерб оценивался как личный – страхи перед чрезмерным пользованием телефоном в связи с собственным благополучием. И всё же контекст меняется. Наши навязчивые отношения с экранами внезапно обрели политическое измерение – от широко освещаемых утечек разведданных до откровений о широко распространённом извлечении данных. Предположения о том, что на смартфонах подслушивают разговоры, стали повсеместными слухами, а фраза «фейковые новости» вошла в нашу разговорную речь. Недоверие к технике постепенно перешло из области антиутопического в область повседневного.

Независимо от того, использовались ли они в связи с Brexit или просто для продажи страховок на автомобили, эксплуатация наших данных показала, насколько же пугающе хаотичен Интернет. Корпорации знают, что вы хотите купить, ещё до того, как вы хотя бы загуглили это, а правительства могут создавать подробные портреты своих граждан, как напрямую, так и заказывая услуги у частных компаний, занимающихся наблюдением. Мы уж точно не соглашались на это, создавая свои учётные записи на Facebook.

Мануш Зомороди – ведущая и главный редактор Note to Self, подкаста, который она сама описывает как «технарское шоу о том, как быть человеком». Она признаёт, что наше текущее положение – это состояние массового паралича, странное коллективное ощущение того, что происходит что-то плохое, хотя на самом деле мы не знаем, что можем с этим поделать. «Нам очень нравится то, как удобно жить онлайн, но мы терпеть не можем чувство того, что у нас нет права голоса насчёт того, куда отправляется наша личная информация или кто на неё смотрит, так что по большей части мы просто чувствуем себя как-то гадко, – объясняет она во время разговора по Skype. – Мы нажимаем на «да», соглашаясь с какими-то условиями предоставления услуг, и думаем: «Я ужасный человек, я их не прочла», – или: «Я прочла, но всё равно нажала на «да». Как мы дошли до жизни такой, что для загрузки какого-то приложения нужно переживать момент, в который чувствуешь себя плохим человеком?»

Этот компромисс, этот уговор Зомороди называет «парадоксом конфиденциальности». Это название проекта, который Note to Self запустила в этом году и который стремился дать своим слушателям орудия и информацию для возвращения себе личной конфиденциальности в мире, в котором в настоящее время как корпорации, так и правительства обладают неограниченным доступом ко всему. «Мы обрекаем себя на место, в котором нет регуляции, нет надзора, – продолжает Зомороди, – и нет обсуждения. Мы вообще здесь не выбираем».

Как и «Одиночество», проект «Парадокс конфиденциальности» предлагает практические первые шаги к решению более масштабной проблемы. «Меня шокировало, что люди не знали, что в каждом приложении есть свои настройки конфиденциальности, – рассказывает мне Зомороди. – Один парень, который связался с нами, сказал что-то вроде: «Черт побери, да я понятия не имел, что моё приложение-фонарик собирает данные о моём местонахождении, имеет доступ к моему микрофону и ко всем моим контактам!» Потом задаёшься вопросом о том, почему оно было бесплатным или стоило 99 центов. Ну, наверное, потому, что оно продаёт все данные своих пользователей маркетологам».

Более всего Зомороди удивило то, как много людей готовы к этим идеям и как быстро они могут распространяться при эффективном донесении. Видя свои данные как то, на что они могут повлиять, люди сразу хотят требовать большего от социальных сетей и правительств, которые в настоящее время эксплуатируют их в совершенно не регулируемой цифровой сфере. «Это культурный сдвиг который должен случиться; это требует от нас массового несогласия с этим, – говорит она мне. – Нужно с чего-то начать. С малой доли самостоятельности. Поэтому мы начинаем с разговоров, с мелочей, с удаления приложений». И это работает. Зомороди изначально прогнозировала, что на проект подпишется около 200 человек. Первая волна привлекла 20 000.

Это именно то измерение, которое указывает на настоящую возможность отката в будущем. Чем больше показывается соучастие социальных сетей, правительств и корпораций в манипулировании, тем менее желательным становится обладание учётной записью в Facebook. Политизация наших отношений с техникой, скорее всего, окажется наиболее эффективным способом изменить их. Возможно, службы шифрованных сообщений вроде Signal сейчас и не кажутся интересными, но стоит только представить их как инструменты, которыми меньшинства могут защищаться в трамповской Америке, или способы уклонения от «Кодекса сыщика» Мэй в Великобритании, как они приобретут мощные новые значения: внезапно приложение, о котором доселе не слышали, превратится в источник обретения силы в борьбе с системой.

Семена этого уже засеваются – в реакциях против того, что Facebook делится настроениями пользователей с компаниями. По мере того, как мир начинает всё больше сомневаться в той роли, которую техника сыграла в потрясениях в связи с недавней избирательной кампанией, а в более широком смысле – того, что неумеренное пользование Интернетом поспособствовало созданию полицейского государства на добровольной основе, начинает казаться неизбежным, что люди начнут сомневаться в том, стоит ли овчинка выделки ради группового чата.

Представляется, что сейчас мы отчасти находимся там же, где находилось вегетарианство пару поколений назад. Эксперты начинали говорить нам, что мясо вредно для организма и вредно для окружающей среды, но мы ели его так много, что с трудом представляли себе жизнь без него. Затем, медленно но верно, с каждым продуктом из тофу без мяса и с каждой жестокой документалкой вегетарианство превращалось в контркультуру. Учитывая ментальные и этические последствия наших нынешних отношений с техникой, вполне можно рассчитывать на похожее развитие событий. Пожалуй, нам с этим должно быть легче; нельзя сказать, что мы боролись с веками мясоедства. Мы занимались этим менее 20 лет.

Или взять к примеру курение. Всего поколение назад в Pizza Hut можно было выкурить сигарету. Теперь мало кто курит в собственной машине. Это был медленный процесс просвещения и убеждения, но в конечном итоге наша культура изменилась. Также существуют предпосылки для здоровых отношений с техникой. Если курение в помещениях было началом конца, то кто может сказать, что штрафы за вождение с одновременным написанием СМС не разожгут интерес к тому, как мы можем повлиять на взаимодействие между техникой и общественной жизнью?

Как и все контркультуры, выход из сети, вероятно, начнётся с малого и осмысленного, а в итоге начнёт продаваться теми же корпорациями, против которых изначально должен был восстать. Подобно тому, как McDonald's делает салаты, Facebook уже организует новостные СМИ, гарантируя достоверность в качестве реакции на дилемму «фейковых новостей».

Зомороди уверена в будущем просто из-за того, как продолжают принимать её подкаст. «На мой взгляд, люди ищут общности, – объясняет она. – Они ищут разрешения. Они хотят это понять. По-моему, таково будущее цифровой грамотности. Главное здесь – не научиться программировать; главное здесь – изучить, как эти мощнейшие инструменты меняют наше существование в культурном плане».

Многие авторы уже построили гипотезы о неолуддитской реакции на автоматизацию промышленности. Брайан Эпплярд в своём материале для New Statesman 2014 года рассматривал «луддизм на практике и в теории» как «возвращение на улицы» и вёл его родословную начиная с американского анархиста Теда Качинского, известного как Унабомбер, и заканчивая парижскими таксистами, портившими машины Uber.

В 2013 году экономист Пол Кругман написал статью под названием «Sympathy for the Luddites» («Сочувствие к луддитам») для New York Times, в которой связал рабочих-текстильщиков Лидса в 19-м веке с сегодняшними рабочими силами, которым грозит будущее со всё большим сокращением штатов по мере того, как роль автоматизации в производстве будет становиться всё важнее; это же Джордж Монбио недавно исследовал в отношении образования.

Конфликт между рабочей силой и техникой многие считают неизбежным, однако в мире извлечения данных и технической зависимости, в котором границы между производителем и потребителем всё сильнее размываются, необходимость придумать социокультурный эквивалент этому напряжению становится всё острее. Главное здесь – не сказать, будто «техника – это плохо». Напротив, это влияние на пути её развития – так сказать, демократизация прогресса.

Это не предположение о том, что люди однажды восстанут и выбросят телефоны в мусор. Вероятно, в ходе этого отката студенты-политологи не будут разрушать магазины Apple Store, а культы без техники не будут основывать поселения в Озёрном крае. Сказать по правде, его вообще может не произойти. Тем не менее, представляется разумным предположить, что чем больше эти идеи вырастут в коллективном сознании – чем лучше люди осознают, чем именно пожертвовали в обмен на удобство, – тем вероятнее, что они поддадутся этому самому популярному из мятежных рефлексов и вернут себе контроль.

Следите за сообщениями Энгуса Харрисона на @a_n_g_u_s