Почему ваша скорбь из-за смерти знаменитости кажется такой реальной

Туннель у моста Альма в Париже – это, объективно говоря, ничем не примечательный участок дороги. Быстрый поиск в гугле показывает, что этот туннель проходит под вышеозначенным мостом, соединяющим берега реки Сены. Под этой основной информацией спрятан результат с предварительно спланированной гугловской картой под названием «Последняя поездка Дианы»; щелчок по ссылке приводит к карте пути, по которому следовала машина принцессы Дианы в поездке, кульминацией которой стала её смерть. Выглядит мрачновато. Но если вы хоть краем глаза видели в последнее время какие-либо передовицы в очереди на кассу, это, вероятно, неудивительно. В то время как мир отмечает 20-ю годовщину смерти принцессы Дианы, таблоиды и издания о культуре знаменитостей вовсю публикуют памятные ретроспективы, скабрезные теории заговоров, которым уже не одно десятилетие и странные тексты на тему «если бы да кабы». Два десятилетия спустя смерть Дианы остаётся одной из самых урожайных и влиятельных в культуре знаменитостей.

Всеобщая озабоченность смертями знаменитостей практически неизбежна. В прошлом году ушли из жизни такие легенды международной поп-культуры, как Дэвид Боуи, Принс, Леонард Коэн, Джордж Майкл и Кэрри Фишер, да и в этом году особого покоя не наблюдается: преставились Крис Корнелл, Честер Беннингтон, Prodigy, Дик Грегори, Сэм Шепард, Грегг Оллман и многие другие. Каждая из этих смертей породила мощный поток сентиментальных воспоминаний и скорбных признаний в глубоком потрясении, от восхвалений их карьеры до более личных эссе. В этом, пожалуй, нет ничего нового, так как смерти знаменитостей завораживают людей с тех пор, как существует сама идея известности, и всё же каждый раз, когда уходит из жизни некая известная фигура, практически каждая лента в соцсети наводняется выражениями скорби и печали.

Эти смерти и наши реакции на них воплощают уникальное общественное явление. Почему мы ощущаем привязанность к людям, с которыми никогда не встречались, и глубокую близость с ними? Почему смерть незнакомого человека на публичной сцене влияет на нас так глубоко и травматично, и как нам понять наши связи с этими людьми и их смертями?

Доктор Самита Нанди, директор Центра исследований СМИ и знаменитостей (CMCS) в Торонто, объясняет, что, хотя наши взаимодействия со знаменитостями всё-таки являются опосредованными, они внезапно стали гораздо доступнее благодаря новым возможностям для персонализированного, близкого контакта с нашими любимыми деятелями искусства (о планах для инициирования контактов со знаменитостями в социальных сетях подробно рассказывают десятки статей), наше чувство связи с этими деятелями искусства крепнет. Нанди называет эти взаимодействия «парасоциальными связями».

Доктор Джек Линн Фолтин, профессор социологии Национального университета в Ла-Холья, Калифорния, изучает смерти знаменитостей и интерес общественности уже не один год. Она заявила VICE, что наши любимые знаменитости «глубоко связаны с нашей развивающейся самостью». Она отмечает, что, когда эти личности демонстрируют знакомые не понаслышке личные проблемы, как это было у Честера Беннингтона с психическим здоровьем, мы углубляем свою связь. «Это делает их уязвимыми, – говорит Фолтин. – Из-за этого люди ассоциируют себя с ними: [деятель искусства] говорит за них». Эти демонстрации в конечном итоге придают ценность и состоятельность «созданию собственной идентичности, а также нашему жизненному циклу и серьёзным испытаниям», добавляет она.

Фолтин называет этих личностей «близкими незнакомцами» и описывает скорбь, которую мы переживаем, как «бесправную скорбь», форму неприемлемого в обществе траура. Она утверждает, что это чувство нередко характеризуется обесцениванием со стороны других: «Кто-то может сказать вам: «Да забей на это! В чём дело? Ты этого человека не знала». Это создаёт диссонанс с энергично тиражируемыми сообщениями о смертях знаменитостей, получающими полное признание благодаря часам контента. Фолтин отмечает, что так многие молодые люди впервые сталкиваются со смертью, но это происходит «опосредованно из-за расстояния и экранов, так что происходит на безопасном расстоянии».

Нанди также выделяет эту печаль, отмечая, что соответствующая потеря не создаёт «материальных обязательств». «В случае потери близкого человека, например, члена семьи, нередко приходится брать на себя юридические и финансовые обязательства», – говорит она. Когда же умирает знаменитость, мы перекладываем эти обязанности на её родных, агентов или пиарщиков, одновременно потребляя эти события на расстоянии. «Это становится очередным культурным артефактом, подлежащим потреблению ради удовлетворения. В каком-то смысле скорбь в этом случае выражается как форма удовольствия для того, чтобы справиться с кажущейся потерей». Как Нанди, так и Фолтин объясняют, что смерти знаменитостей также напоминают нам о том, что смертны и мы сами. «Как и в реальной жизни, любая такая смерть также напоминает нам о собственной смерти, которой мы, как правило, противостоим с помощью культурного конструирования бессмертия в славе», – утверждает Нанди.

Фолтин считает, что отсутствие формальной подготовки к смерти и сопутствующим ей процессам делает нас неготовыми справляться с этими потерями. «Это особенно важно в секулярную эпоху, когда большинство из нас весьма неуверенны в том, что происходит с самостью после смерти», – говорит она. Эта общая тревога приводит к противодействию – «обвинению» известных личностей в собственной смерти. Фолтин относится к этой практике критически. «На мой взгляд, это способ управления смертью, – объясняет она. – «Какова причина смерти и можно ли было её предотвратить?» Мы возлагаем на них ответственность за собственную смерть». В таком случае идея состоит в том, что мы убеждаем себя, что можем избежать смерти, не делая тех же ошибок. «Всё это способ управлять нашими чувствами, связанными со смертью».

Сложные механизмы нашего понимания смертей известных личностей и их влияния на нас, вероятно, будут и дальше развиваться и активизироваться по мере того, как цифровая близость будет взращивать обострённое чувство связи и духовной близости с любимыми знаменитостями. Как Нанди, так и Фолтин призывает к общественному критическому рассмотрению и деконструкции наших чувств ко знаменитостям и скорби, которую мы ощущаем с их кончиной. Их цель – не бежать от скорби и не обесценить её, а проработать эти смерти и нашу связь с ними и справиться с ними здоровым, конструктивным способом.

Следите за сообщениями Люка Оттенхофа на Twitter.