Другой Анджелин никогда не будет

Я набираю номер Анджелин; раздаётся один гудок. «Кто это?» – рявкает она. Никакого «привет», никаких любезностей. «КТО ЭТО?» – повторяет она уже громче. От неистовства в её голосе я бросаю трубку. Когда я подношу её обратно к уху, оказывается, что она уже отключилась.

Её неистовство ожидаемо. Только что вышла статья в Hollywood Reporter, разглашающая её истинную личность, секрет, который она упрямо защищала три десятилетия, в течение которых она была знаменитой тем, что была знаменитой, и она обретает вирусную популярность. Я, уж конечно, позвонила ей не первой.

Анджелин является (или мне следует сказать «являлась?) загадкой по определению, лицом, которое полностью создало себя само. Актриса, певица и модель, непременный атрибут Лос-Анджелеса, более всего известный своей склонностью к приобретению бигбордов с собственным изображением. Её отказ раскрывать историю своего происхождения, поведать что-либо о своей жизни до э. А. (до эры Анджелин) лишь усиливал её мифологию – её «таинственность», как она выражается. А теперь, когда мир знает её правду (ранее она была Рене Гольдберг, и она – родившаяся в Польше дочь людей, переживших Холокост), свобода, которой она некогда обладала в отношении своей личности, свобода, к достижению абсолютной власти над которой она приложила много сил, исчезла.

Я перезваниваю.

«Кто это?» – спрашивает она. Я говорю ей. Говорю ей, что прочла материал в Reporter и что мне её жаль. «Не жалей меня, милочка, – отвечает она. – У меня как раз бигборд на бульваре Кауэнга».

Пожалеть Анджелин легко. Потому что секрет, который она защищала всю свою карьеру, раскрылся за один день. Она сама загадочность в человеческом образе: для неё личность – это легенда. Жизнь, которой она жила до превращения в Анджелин, кажется несущественной; писать о её прошлом как будто равнозначно выпуску на CNN материала о том, что Санты не существует.

Гэри Баум, автор материала в Reporter, не согласен. «Анджелин – публичное лицо, – говорит он мне. – А я – журналист, пишущий в Hollywood Reporter. Она – непременный атрибут Лос-Анджелеса и часть культурной структуры. Отказываться от участия в нашем освещении для неё вполне допустимо. Я предлагал не одну возможность обсудить [это], а она от этого отказалась. Но это не значит, что ей можно отказаться от участия в диалоге о том, что она принесла в мир. Нельзя иметь столько власти над тем, как вас видит мир, когда вы – знаменитость».

Баум, разумеется, прав, а когда писал материал, просто делал свою работу. Хотя интерес к личной жизни публичных людей существовал всегда, подъём Интернета и энциклопедическое собрание информации в нём превратили информацию о знаменитостях в обращающийся на рынке товар.

В таком случае то, что Анджелин удавалось так долго всё скрывать, действительно является чудом.

«Она некоторым образом из другого времени, – продолжает Баум. – Нельзя сделать как Анджелин сейчас. Никому не удавалось делать то, что она делала десятилетиями, – ей повезло, что она смогла заниматься этим столько, сколько занималась. Она воспользовалась тем, что выросла тогда, когда выросла, и возможностью отрешиться от Рене Гольдберг».

Причины, по которым Анджелин отрешилась от Рене Гольдберг, известны одной лишь Анджелин, а она на эту тему характерно помалкивает. Знание её печальной, сложной предыстории повышает эмпатию к ней и делает её нежелание рассказывать оную предысторию слишком уж очевидным.

Это не значит, что Анджелин заслуживает права на личное пространство в большей степени, чем среднестатистическая знаменитость. То, что она из другого времени, принадлежит к одному из последних поколений, в которых можно было сбросить с себя боль своего прошлого, полностью преобразиться и сконструировать собственную версию событий, и является сутью истории. Других Анджелин не будет, потому что других Анджелин быть не может.

Смотреть: Тайная история Cabbage Patch Kids

Мы с ней договорились о встрече в Canter's. «Займите кабинку сзади», – говорит она мне. Она опаздывает на полчаса, потому что, по её словам, два дня с момента выхода материала в Reporter выдались непомерно тяжёлыми. «Всё было в суматохе, – объясняет она по телефону, между тем как я стою снаружи, ожидая её. – Люди продолжают звонить мне, выпрашивая права на экранизацию». Сыпались и сочувственные сообщения. «Все проявляют большое сочувствие, – рассказывает она мне. – Не хотят, чтобы их единорожка умерла». Она пространно извиняется за своё опоздание. Называет меня заинькой.

Сидя в самой изолированной кабинке из доступных в час пик по случаю пятничного завтрака, мы едим клубничный чизкейк, пьём «кока-колу» и говорим. Она маленькая, тихая и постоянно подвергается осаде со стороны публики – диалог продолжать трудно, потому что к ней постоянно подходят люди, желающие сделать фото. «Так бывает всегда, всякий раз, когда вы с ней куда-то идёте?» – спрашиваю я её подругу Мэгги, которая снимает документалку о ней. Она энергично кивает с глазами по пять копеек.

В эти моменты, во всей полноте своей общественной жизни, Анджелин – не человеческое существо, пытающееся продолжать диалог. Она – женщина с бигборда. «Вас вчера показывали в новостях? – справшивает какая-то женщина. – Я о вас не слышала до вчерашнего дня. Можно сделать фотку?» «За пожертвование – 20 долларов», – сообщает ей Анджелин. Женщина отказывается.

Многие пугаются запрашиваемой цены в 20 долларов, которую она берёт, потому что поток её доходов как женщины, утверждающей, что она отказывается «продаваться» корпоративным интересам, исходит от её межличностных отношений. Она, может, и была предшественницей таких знаменитостей, как семейство Кардашян, но она ни за что не поставит своё имя на диетические таблетки и не воспользуется хэштегом #BrandedContent. Багажник её знаменитого розового Corvette заполнен её атрибутикой собственного производства. В этом отношении, как и во многих других, она действительно человек из другого времени.

«Я спасала историю своей жизни», – говорит она мне. Но теперь, когда шлюзы открыты и люди требуют прав на экранизацию, она, по её словам, «вынуждена сделать это, как мне кажется, несвоевременно».

«Очень многое из этой информации неверно, – говорит она, – но я пользуюсь рекламой». За ней в течение всей её карьеры тянулась «куча слухов» (вершин или, если на то пошло, дна достигли, например, такие: якобы она – трансгендер, якобы у неё богатый муж, который за всё платит, якобы она – босс сети проституток и якобы «какой-то богатый гей умер и отдал мне все свои деньги при условии, что я на них буду ставить бигборды»). «Все эти утверждения о моём прошлом – всего лишь очередные слухи, – говорит она. – Независимо от того, кем я была, я бы всё равно выбралась из грязи и стала той Анджелин, которая вдохновила мир».

Во время моего первого, лихорадочного телефонного разговора с ней она назвала себя «личностью, величиной, кумиром». Она являлась кумиром в течение всей своей карьеры. Но с обнародованием её предыстории, доказательства её существования до того, как она создала саму себя, она стала полностью сформировавшимся человеком. А это значит, что каждая её грань, как созданные ею выдумки так и обнаруженные истины, теперь принадлежит миру, который она вдохновила.

Следите за сообщениями Меган Кёстер на Twitter.