Лучший способ бороться с сексизмом – знакомить с ним мужчин

«Слушай, а ты классно дрожишь».

«Ну дай уже мне свой номерок».

«Улыбайся, сучка».

Это – лишь несколько из грубых фраз, которые девушки 15-18 лет выкрикивали при мне юношам в уже не существующем «Братско-сестринском лагере» в горах под Лос-Анжелесом. Это упражнение называется «Перчатка», и я выполняла его в крайне разнообразной компании других подростков, в которой имелись все от членов банд до театралов из частных школ. Почти 100 девушек стояли в два длинных ряда друг напротив друга, образовывая коридор, по которому должны были проходить один за другим парни.

Во время этих обратных приставаний девушки орали, шептали что-нибудь юношам, оскорбляли и унижали их. Это было цунами фальшивого флирта и настоящего гнева. Девушки не должны были касаться парней, но выскакивали перед ними и подходили к ним впритык. Юноши не могли ничего сказать или сделать. Затем парням приказывали сидеть и молча слушать, пока девушки делились своими историями о домогательствах, насилии и изнасилованиях. Затем, после недолгих раздельных «разборов полётов», подростки обоего пола собирались вместе на дискуссию.

Это упражнение может показаться жестоким, но оно должно было показать юношам, какие домогательства и микроагрессии женщины регулярно терпят, дать им возможность прочувствовать эту боль, усилить эмпатию и в итоге изменить их поведение.

В Лос-Анжелесе с его огромной территорией, расслоением и сегрегацией «Братско-сестринский лагерь» сводил вместе людей из совершенно разных социальных групп. С момента своего появления в 1950-е годы до своего закрытия в 2004 году он содействовал воспитанникам в глубоко личном осмыслении не только сексизма, но и расизма, антисемитизма, классизма и гомофобии. Всё это делалось ради создания диалога, благодаря которому будет «построено мультикультурное, мультирасовое и многоконфессиональное сообщество».

Его концепция была такова: чтобы покончить с предубеждениями и мракобесием, каждому из нас нужно напрямую изучить собственные предубеждения. Нам нужно признать, что мы все дискриминируем, у всех нас есть стереотипы, какими бы просвещёнными мы себя ни считали. В нашей стране совершенно невозможно вырасти белым и не быть в какой-то степени расистом, совершенно невозможно быть мужчиной и не быть сексистом. Лишь признав свои предубеждения, осмыслив их и посмотрев им в уродливое лицо, можно действительно их уничтожить.

Многие из нас, записавшихся в этот лагерь, думали, что это будет просто весёлая неделя в лесу. Вместо этого нас выжали как лимончики. Но прекрасно подготовленные сотрудники лагеря в совершенстве умели ломать нас и собирать обратно. Хотя эта неделя действительно выдалась жёсткой, она также преобразила нас и подарила многим из нас едва ли не самые честные и длительные дружеские отношения в жизни.

Лагерь организовывала Национальная христианско-иудейская конференция, организация, созданная в 1920-е годы в целях религиозного единства, но вскоре занявшаяся человеческими отношениями и социальной справедливостью в более широком смысле (а в 90-е она сменила название на «Национальная конференция за единство и справедливость»). Этот лагерь вовсе не был каким-то дурацким калифорнийским экспериментом.

Когда женщины прошлой осенью начали открыто заявлять о домогательствах и насилии, я задумалась о том, действительно ли движение #MeToo меняет повседневное поведение и настроения мужчин или мужчины теперь просто боятся быть пойманными. Я задумалась о лагере, о реальных вдохновлённых им изменениях в наших взглядах и о том, что экспериментальные тактики вроде «Перчатки» могут повлиять на понимание мужчинами сексизма сильнее, чем хэштеги и прочий экранный активизм. Я знаю, что у большинства людей нет доступа к лагерям вроде того, в котором побывала я, но вот вам довод в пользу того, что Америке следует вкладываться в подобное обучение, поощряя эмпатию, которая может побудить к действиям.

Я обратилась к мужчинам, связанным с лагерем (воспитанникам, вожатым, сотрудникам и директорам), и спросила, какими были их переживания во время «Перчатки». Они говорили о напряжении, переизбытке чувств, замешательстве и даже дискомфорте. Одни проходили через неё быстро, опустив голову. Другие злились и защищались. Некоторые плакали.

Во время этого похода реакция часто менялась. 46-летний Родни Лазар, бывавший в лагере в 1987-91 годах и ныне работающий финансистом (специалистом по стоимостному анализу), объяснил: «Прежде всего мне захотелось рассмеяться. Женщина говорит мне: «Классная задница»? Это забавно. Но я шёл дальше, и просто быть телом стало больно, жутко и неприятно: я – задница, я – грудная клетка, я больше не Родни».

Другой мужчина, 35-летний Даниэль Солис-и-Мартинес, посещавший лагерь в 1999-2004 годах и ныне работающий заместителем генерального директора Калифорнийской конференции за равенство и справедливость, сказал: «Мой страх в начале «Перчатки» быстро превратился в стыд: я видел боль, гнев и печаль девушек, с которыми подружился на той неделе, и знал, что приложил к ним руку».

Пребывание на месте женщин, даже временное, давало мощный эффект. Лазар заявил: «Так я понял, каково это – вторжения в личное пространство, словесные нападки, маргинализация, когда человека заставляют ощущать себя куском мяса и лишают власти. То, с чем женщины сталкиваются ежедневно».

Однако я помню, что до некоторых парней явно не дошло. Они гордо проходили через «Перчатку», задирали рубашки и гладили себя по груди. Хотя эта бравада могла быть защитным механизмом, дело также могло быть в том, что им было приятно это внимание. Я обратилась к нескольким экспертам, не связанным с лагерем, чтобы узнать их мнение о «Перчатке».

Доктор Кейт Манн, феминистский философ из Корнеллского университета, объяснила: «Мужчинам часто бывает трудно понять, почему женщинам не нравится «кэтколлинг» или даже простые комплименты». Они не считают это унизительным или не понимают, что проявления внимания со стороны мужчины могут быть неразрывно связаны с женским страхом насилия.

Доктор Пол Блум, психолог из Йельского университета, критически относящийся к эмпатии и утверждающий, что она – плохой ориентир для принятия решений в области морали, заявил, что такое упражнение, как «Перчатка», может и вовсе усилить презрение мужчины к женщинам, если он подумает: «Мне нравится это внимание, значит, женщинам оно тоже должно нравиться; если бы меня обозвали сучкой, я бы ответил, а значит, женщины тоже должны так делать, а если не делают, то сами виноваты».

Побывавшие в лагере мужчины, с которыми я пообщалась, согласились с тем, что они осознали важность «Перчатки» лишь тогда, когда им пришлось молча сесть и «выслушать женские истории о непосредственной связи словесных приставаний с реальными случаями домогательств и насилия».

Доктор Джули Андерсон, лос-анжелесская психотерапевт, специалистка по гендеру и сексуальности, подтвердила причины важности этого действия – обычного слушания: «Тогда парни сосредоточились на опыте женщин с их точки зрения и в их контексте, а не на убеждениях и опыте мужчин».

Но слушать женщин было нелегко. Из-за этого мальчишкам-подросткам пришлось столкнуться с возможностями и привилегиями, которых они у себя не замечали: «Женщины заправляли всем, грубо говорили нам, что делать, и я осознал, насколько нормальной кажется ситуация, когда всем заправляют мужчины. Этот переворот по-настоящему шокировал, сбивал с толку», – рассказал 49-летний Майк Чавес, ныне работающий старшим специалистом по коммуникациям в профсоюзе медработников.

Мэтью Гибсон, бывший воспитанник и вожатый лагеря, сказал: «Будучи чернокожим юношей, я очень остро чувствовал своё бессилие в обществе. Но я не осознавал свою власть как мужчины. Это сильно меня поразило».

Гомосексуалы, например, Солис-и-Мартинес, считавшие, что они не содействуют сексизму, были вынуждены осознать, что они всё-таки пользуются своей властью и сексуализируют женщин (к примеру, устанавливая нормы красоты), даже не занимаясь с ними сексом.

В лагере я видела, как это упражнение переворачивает мир юношей с ног на голову. Но надолго ли? Изменило ли оно их поведение после лагеря? Чавес сказал, что отдалился от некоторых своих школьных друзей, так как: «Я постоянно докапывался до них из-за слова «сучки». До лагеря я был типичным сексистом, так что это было серьёзным превращением».

Другой парень, футболист, впервые попав на собрание студенческого братства вскоре после поступления в университет, встал и сказал своим 50 товарищам по братству уважать женщин, не обзывать гомосексуалов «пидорами», а также объяснил, зачем это нужно. Над ним посмеялись, но он говорил это и дальше, пока его не начали слушать. Это – наглядный пример того, что Андерсон называет самым эффективным способом заставить мужчин изменить своё отношение и поведение с женщинами в лучшую сторону: им нужно услышать, как другие мужчины говорят о сексизме и объясняют, чем он плох.

Юноши, побывавшие в лагере, думали, что экспериментальное упражнение – более действенный способ понять сексизм, чем чтение книги или просмотр видеоролика. И Андерсон, и Манн подтвердили важность нерационального обучения и его связь с изменениями в поведении. Андерсон сказала: «Интегрированный катарсис (физический, эмоциональный, интеллектуальный) может спровоцировать изменения в поведении, которое не пошло человеку на пользу». Манн объяснила, что нерациональное обучение «может играть важнейшую роль в обучении применению моральных ценностей на деле».

Итак, на что же могут указать движению #MeToo такие упражнения, как «Перчатка»? Хэштегом нельзя передать опыт пережитых домогательств. Возможно, здесь нужен именно опыт. Как выразилась Манн: «Люди рационализируют свои действия с точки зрения морали, чтобы не считать себя мизогинами, неприятными людьми или агрессорами». Нерациональный опыт может помочь в борьбе с этим, отметила она, но людям также нужно признать, что они поддерживают несправедливость, и не прятаться за отрицанием, оправданиями или обвинениями жертв. «Они должны быть готовы взглянуть в лицо своему стыду».

Как бы то ни было, лагерь блестяще мотивировал своих воспитанников взглянуть в лицо этому стыду. Если #MeToo склоняется к наказаниям, остракизму «плохих мужчин» (а так, возможно, и должно быть), то лагерь не только порицал парней за их прегрешения, но и поощрял их исправляться. Он предоставлял возможность искупления. Не автоматического, а заработанного тяжким трудом. И женщины не были обязаны заниматься этим трудом, из-за чего юноши и собирались отдельно.

Для многих парней в этом лагере начался трудный, исполненный самокритики процесс отделения собственной маскулинности от сексистского поведения – не только словесных приставаний, но и менсплейнинга, занятия пространства и доминирования в разговорах. Но отучаться от сексизма нужно всю жизнь. Они до сих пор, даже несколько десятилетий спустя, мучаются с этим, не забывая, как выразился Чавес, «обо всех своих неудачах как феминиста».

Следите за сообщениями Келли Ауэрбах на Twitter.

Эта статья впервые появилась на VICE US.