Я веду себя как козёл в любовных отношениях из-за развода моих родителей?

Особенность моей истории в том, что я намеренно проигнорировал многие детали. Некоторые подумают, что меня нужно лишить права писать, в особенности, люди, о которых говорится в этой истории. Однажды, я попытался склонить мою маму к разговору о том, что на самом деле произошло. И как выяснилось, некоторые вещи я видел и понимал немного в другом свете. Но меня оправдывает то, что я был молод, и имел право на свои догадки.

Мы жили в одном номере отеля, когда мои сёстры и я путешествовали с мамой каждую весну, пока они не закончили колледж. У каждого из нас была возможность выбрать точку маршрута в туре по Европе. Кто хотел поехать в Лондон, кто – в Париж. Я выбрал Афины. Через несколько дней, после 80 часов подряд, проведённых с ней, я набрался смелости, чтобы спросить её. В непосредственной близости и в крошечной комнате, она согласилась поговорить на эту тему. Пристально глядя на свой сборник с головоломками судоку, как на возможную опору, она начала с того момента, которого я и хотел начать: с последнего дня. Я спросил конкретно о нём, как будто это был ключевой момент во всей истории с моими родителями. Я знал, что есть всего несколько слов, с которых она и начала свой рассказа «Знаешь, твой отец!». Но я её перебил. Я был счастлив со своими воспоминаниями, такими, какие они есть, даже если это не счастливые воспоминания. Даже если правда приоткроет завесу тайны моего возникновения.

Но всё равно, в конце концов, я узнал кое-что новенькое. Например, я узнал сколько мне было лет, когда родители развелись. Я был уверен, что мне было два месяца. Но, когда моя мама прочитала эссе о моей первой татуировке, в котором было несколько слов об их разводе, она сделала мне одно замечание.

«Это великолепно», сказала она. «Но могу ли я исправить одну деталь? Когда мы с твоим отцом развелись, тебе было восемь месяцев, а не два».

Я всегда думал, что мне было два месяца. Эта цифра всегда играла важную роль в моей жизни.

На вопрос: «Что для меня любовь?», который мне задают девушки на свиданиях, я отвечаю: «Мои родители развелись, когда мне было два месяца».

Я говорю так, чтобы шокировать собеседницу и прервать разговор на эту тему. Это всегда работает. Я использовал этот приём несколько раз с одной девушкой. Разрыв с ней в конце учёбы в колледже вместо трёх дней занял три мучительных года, когда я постоянно напоминал ей, что я не хочу причинить ей зло. Я просто не знал как это - чувствовать любовь. Как ни странно, это работало. Это всегда работает, заставляя людей замолчать, потому что ни у кого больше родители не были столь холодными и бессердечными, чтобы развестись, когда их ребёнку два месяца.

Оказалось, что даже у меня не было таких родителей.

Я использовал этот трюк, чтобы убедить себя, что мои родители не создали для меня то, что любой человек назвал бы любящей семьёй. Не потому что они не любили меня. Они любили и любят меня. Но врачи рекомендуют слушать классическую музыку ребёнку в утробе, чтобы дать толчок развитию его интеллекта? А в моей ситуации, если мои родители расстались, когда мне было два месяца, значит я формировался под звуки скандалов и разрушающихся отношений.

Это заставляет меня очень много думать о своём младенчестве. Я точно не знаю, в каком пространстве я родился, но трудно поверить, что пространство был доброжелательным и спокойным. Я понял, что такое злость и жёлчь ещё до того, как узнал слова, какими они называются.

Я справлялся с ситуацией своим собственным способом. Я вёл себя как последний козёл по отношению к каждой женщине, с которой когда-либо встречался. Я изменял им всем, каждой (их было только три, но это пока). Я затевал драки и я врал. Причинение боли другому человеку доставляет удовольствие, потому что это то, что тебе положено делать. Доставлять боль тем, кого любишь.

Есть ещё одна история, которую я рассказываю людям об отношениях моих родителей, которая укоренилась в моём сознании, как возможный вздор. Она начинается с телефонного разговора моей матери с отцом. Расстроенной, если не ошибаюсь, а может, и нет. Скандал, спор, разговор, называйте как хотите, был о том, кто поведёт машину. У нас был уговор, что мать возит нас к отцу по пятницам после школы. В воскресенье, после службы в церкви, отец отвозил нас домой. Ему не нравилось, что мы называли мамино жильё своим домом, но будучи детьми, мы не могли придавать такую же ценность месту, где ночевали всего два дня в неделю, как и тому, где оставались на пять. Этот распорядок никогда не менялся. В этот раз проблема была в том, что никто из родителей не хотел ехать за рулём туда и назад в разгар снежной бури.

Да, был снег. Может, метель, может – лёгкие осадки. Чтобы там ни было, этого было достаточно, чтобы взрослые посчитали дороги плохими.

Если вы не из Северной Вирджинии, вы никогда не слышали о торговом центре «Семь углов» и это замечательно. Это просто место. Почему оно оставило на мне такой отпечаток? А потому что это самый большой объект, равноудалённый от домов матери и отца. Насколько я помню, телефонная ссора была о нём. Какая точка на карте должна быть справедливым местом встречи? И это то место, где происходит завязка истории, где мы с сестрой, укутанные в зимние вещи, идём вразвалку по нечищеному паркингу Fuddrucker's в Семи углах и пересаживаемся с одной машины в другую. Самое главное, что передача произошла до того, как вести машину стало слишком опасно.

Это не такая уж и запоминающаяся история и иногда я не до конца уверен, что это действительно произошло. Но она должна была произойти, потому что она дала мне одно из моих бескомпромиссных убеждений.

«Трудно поверить в бескорыстную любовь». Я помню, как говорил это женщине, когда мы были в постели (её четыре порции алкоголя и мои в сумме давали 12 порций) и она спросила, есть ли у нас будущее. Я начал разглагольствовать на тему, что человек чувствует, когда его родители ссорятся о том, насколько далеко они готовы проехать, чтобы посадить тебя в машину.

Я не хочу ни с кем иметь будущего, если будущее будет таким. Люди всегда, всегда, всегда говорят мне, что оно таким не будет, что оно будет другим, но простого осознания того, что оно может быть и таким, достаточно для того, чтобы меня отпугнуть. Так чтобы я даже не пытался. Разве это не правильно? Избегать всего этого, чтобы не причинить боль кому-то другому? Своему ребёнку, например?

Мои родители ссорились по всем вопросам, которые касались нас. Как нас будить. В какие школы мы должны ходить. (Вы не жили, если в шесть лет не слышали телефонный спор о том, должны ли вы пройти тест на одарённость в третий или в четвёртый раз). Или какой должна быть наша дисциплина.

Если на них надавить и попросить объяснить это, ответ будет таким: «Да, конечно, мы ссорились, но только потому, что мы хотели всего самого лучшего для каждого из вас».

С этим сложно спорить, но это выглядит таким шаблонным. Как будто бы они были на съезде, где всем разведённым дали справочное руководство. «Вы говорите это. Ваши дети должны будут с этим согласиться». Я думаю, что я обрадовался бы, узнав, что родители используют подобные инструкции. Это должно быть трудно. Есть вещи, о которых вам лучше знать, чтобы можно было ими воспользоваться в случае необходимости.

«По крайней мере, мы не настраивали тебя друг против друга». Каждый ребёнок слышал это. Конечно, они не делали этого непрямую. Наша мама всегда говорила нам не чувствовать себя плохо, когда мы отшивали своего папу. Это было нормально. Было ли это производной от её чувств к нему? Мы слушались её. Может, мы бы чувствовали то же самое без её советов, но тем не менее, это помогало. Была ли вина нашего папы в том, что мы не были с ним достаточно близки, чтобы услышать и его точку зрения? С другой стороны, додумался ли он до того, чтобы самому никогда не говорить то же самое? Потому что все мы, дети, ведём счёт того, кто ведёт, а кто проигрывает, и нас возможно склонить в сторону победителя или проигравшего.

К счастью, для разведённых родителей стоит очень низкая планка. Всё, что нужно делать, это не ужасаться всему что происходит.

И мои не ужасались. Они не делали из всего этого трагедию. Я так думаю. На самом деле, я до конца не знаю. Мне кажется, всё было хорошо. А могло быть хуже.

Что я о себе знаю, так это то, что я видел своих родителей, ссорящихся при личной встрече, только один раз. В этом прелесть слишком юного возраста, чтобы запомнить их разрыв. В отличие от своих друзей, чьи родители развелись в средних или старших классах школы, и даже позже, я никогда не замечал смуты, предшествующей разрыву. Я, по большей части, благодарен родителям за это.

Были времена, когда я не был благодарен. В колледже я встречался с девушкой, и мы ссорились на почве отношений наших родителей. Её родители, насколько я знаю, женаты до сих пор, ссорились на протяжении всего её детства. Она говорила, что это ужасно. Ей было больно на это смотреть. И она убегала в свою комнату, когда начинались ссоры.

«По крайней мере, ты видела их вместе», парировал я (я никогда не умел сочувствовать). Этим я хотел сказать, что зная, что в мире всё хорошо, потому что родители вместе, я бы стал другим человеком. Может быть. Обе мои сестры были старше меня, когда родители развелись, и сейчас они замечательные люди. Лучшие родители. Они беспокоятся о своих детях, а я нет. С их детьми всё будет хорошо, я в этом уверен.

В любом случае, единственный случай, когда я видел, как родители ссорятся, был в двадцатилетнем возрасте, после того, как меня арестовали за вождение в пьяном виде на День памяти.

Они считали, что им нужно встретиться со мной, вместе, ну вы понимаете, это родители. Встреча состоялась после того, как суд вынес приговор в виде дополнительного наказания, потому что два из них, по мнению прокурора, были недостаточно жёсткими.

Мы встретились в Starbucks в том самом торговом центре «Семь углов». Никто из них не переехал со времён снежной бури и никто из них также не хотел проехать лишний дюйм. Мой папа приехал с жёлтым блокнотом и небрежно царапал свои неразборчивые записи на первой странице, где были перечислены все темы, которые он хочет покрыть: разрешат ли мне провести следующий семестр в Южной Африке (нет), смогу ли я вернуться в колледж (чёрт, нет), и длинный список остальной чепухи, вроде того, в чьём доме я собираюсь жить. Мы все пили кофе. Пили и говорили. Через пятнадцать минут, как раз во время обсуждения того, надо ли мне возвращаться в колледж, они начали ссориться. Они прекратили говорить обо мне и начали спорить о чём-то совсем другом. О чём они пререкались? Я не пытался расшифровать их слова, потому что, вначале я не мог поверить, что они ссорятся передо мной в тот момент, когда пытаются спасти меня. Но потом я начал получать от этого удовольствие. Много удовольствия.

Вот, на что это похоже, подумал я.

То лето было, несомненно, самым депрессивным периодом в моей жизни. Я проснулся в тюрьме, откуда меня забрал мой отец, приехал домой к своей взбешённой матери, не в состоянии объяснить кому-либо из них, что я сделал. И этой встречи я больше всего боялся. Но теперь я на этой встрече счастливо наблюдал за происходящим. Они не замечали, но я ухмылялся. Мои родители вели себя как нормальные родители. Не идеально, не совсем в любви, но вместе. Здесь. Мои мама и папа.

Это то, что я пытался сказать своей девушке. Это то, чего она не поняла. Драка в вашем присутствии может, по крайней мере, заставить вас сказать «мои мама и папа». Вместе, в одной комнате. В одном предложении. У меня редко была привилегия сказать это.

Теперь, учитывая, что у моей сестры есть ребёнок, а у второй двое детей, мои родители чаще бывают в одной комнате вместе. Как правило, на День Благодарения, но иногда и в другие знаменательные даты: дни рождения, выпускные из детского сада. Чёрт, я вспоминаю, как однажды они стояли возле горки, когда внук съезжал с неё. В начале этих случайных встреч, когда их пути впервые пересекались в фойе или на парковке или у ограждения детской площадки, где ничего не подозревающие дети беззаботно резвятся, мои мама и папа поздороваются друг с другом. Это будет так, как ты это и представлял, резко, напряжённо, заискивающе и так неискренне. И каждый раз, когда это происходит, это делает меня таким счастливым, что хочется плакать.

Потом, как только приветствие заканчивается, они расходятся по разным углам комнаты и больше не общаются. И мне снова хочется плакать.

Потом я вспоминаю, что мы все уже взрослые. И уже слишком поздно беспокоиться об этом.

Дэвид Ковуччи, редактор BroBible. Его Twitter.