Факты о Дэвиде Боуи, которых вы, возможно, не знали

Однажды неустойчивый узел из людей и мест, которым вы являетесь, распадётся навсегда. Неважно, кто вы такой, – однажды ваше тело воспрянет и убьёт вас. По-видимому, на этой неделе всеобщему ощущению бессмертия противостоит это чувство: «Если смерть добралась до Боуи… Что ж, наверное, она на самом деле может добраться и до меня».

Когда уже написаны тысячи мастерских страниц некрологов, кажется бессмысленным бросать очередной букет в кучу цветов у Кенсингтонского дворца. Но, возможно, есть смысл в том, чтобы избегать любой попытки быть многогранным и вместо этого погрузиться в странные особенности Боуи, которые большая часть некрологов оставила бы за кадром.

И вот:

Она была «Шери, Венским соловьём» (настоящее имя – Хильда), джазовой певицей, по поручению которой по уши влюблённый 26-летний Джон Джонс в 1930-е годы поставил провальное ревю. У Джонса также был бар с пианистом (Boop-a-Doop на Шарлотт-стрит в Сохо), а потом он оказался вынужден пойти работать носильщиком и в конце концов нашёл более прибыльную работу в детской благотворительной организации Barnardo's. Для матери Боуи, Пегги Бёрнс, бывшей билетёрши в кинотеатре, этот брак также был вторым.

16 января 1985 года Терри Бёрнс, сводный брат Боуи, который был старше его на десятилетие, покинул психиатрическую больницу Кейн-Хилл в Коулсдоне и лёг на рельсы, отвернувшись от поезда на Лондон, который и убил его несколько минут спустя. Больница Кейн-Хилл изображена на обложке « The Man Who Sold the World»; кроме того, Боуи написал целый ряд песен, затрагивающих тему психических заболеваний – очевиднее всего в «All the Madmen» и более уклончиво в «Bewlay Brothers», название которой, по мнению многих, создано как слоговое наложение «Bowie Brothers» («Братья Боуи»). Бульварная пресса позднее обвиняла Боуи в отказе от брата (Боуи не явился на похороны, боясь, что СМИ создадут вокруг них большой ажиотаж).

Однако правда была совершенно иной. Будучи на десять лет старше, Бёрнс познакомил юного Боуи практически со всем, что сформировало его первый этап: с джазом, бит-поколением, научной фантастикой, R&B и буддизмом. Среди безликих домов Бромли (где Боуи провёл значительную часть своего детства) Терри был маяком из мира за пределами пригородов, и Боуи хватался за всё, что тот предлагал.

Много лет спустя, в одном из интервью в 1993 году, он преуменьшил значение всего этого, заявив, что спроецировал на старшего брата очень многое. «Полагаю, я подсознательно преувеличивал его важность – сказал он. – Я придумал этот культ личности, чтобы освободиться от собственного чувства вины и неуспеха, а также чтобы освободиться от собственных заскоков».

В 1964 году Боуи покинул свою первую, неуспешную группу, The King Bees, и отправился вверх по Темзе в Маргит, где прошёл прослушивание в R&B-группу под названием The Lowe Third. Остальные участники группы полагали, что берут к себе равноправного участника, однако Боуи решил отвести себе главную роль, выпустив пресс-релиз от имени группы, в котором значилось: «Настоящим ставим вас в известность о существовании Дэйви Джонса и The Lowe Third».

В начале 1970-х годов, после того, как Мик Джаггер показал Боуи несколько вариантов оформления обложки грядущего альбома, выполненных бельгийским художником Ги Пеллертом, он стал действовать скрытно и нанял Пеллерта для оформления обложки для Diamond Dogs. В каноне полно примеров таких моментов, когда у его бывших друзей уходила земля из-под ног.

Большинство, по-видимому, скрепя сердце относилось к этой черте с уважением. В конце концов, любой человек, подготовившийся к превращению в поп-артового манекена, настроен на успех так, как мы едва ли можем себе это представить. Майкл Липпман, который являлся менеджером Боуи в 1975 году, описывал его так: «…очень обаятельный и дружелюбный, но в то же время он [мог] быть очень холодным и эгоцентричным… Он хотел править миром».

Боуи старался походить на пан-галактического Пана от полиамории, и это, разумеется, не было чистым притворством. В 1970-е годы, во время своего новаторского «открытого» брака с Энджи, он регулярно приглашал девушек, которых видел на вечеринках, позаниматься сексом в уборной через несколько секунд после того, как узнавал их имена. Даже в пределах своего брака Боуи были крайне открыты. «Энджи и Дэвид устраивали просто потрясающие оргии на Оукли-стрит, – вспоминала бывшая лондонская светская львица Вики Ходж. – Все трахались со всеми без разбору. Туда приходил Мик Джаггер и занимался всяческими сексуальными практиками. Джон [её парень] рассказывал мне, что Дэвид наблюдал за тем, как он занимается сексом с Энджи».

Сьюзан Сарандон, Тина Тёрнер, Лулу, Ронни Спектор – это лишь несколько из завоеваний Боуи (известных). Он также не ограничивал свои любовные похождения женщинами. Он спал со своим легендарным преподавателем пантомимы, Линдси Кемпом, а также с художницей Кемпа по костюмам, Наташей Корнилофф. Когда пара осознала, что он натворил, Корнилофф сделала себе передозировку, а Кемп порезал себе вены. Оба выжили.

В начале 1980-х годов Боуи состоял в отношениях со Сьюзан Сарандон, продлившихся три года, а к концу 80-х оказался помолвлен с танцовщицей на 20 лет младше себя, Мелиссой Хёрли. Однако они расстались, а в октябре того года он на вечеринке в Лос-Анжелесе встретил Иман.

Именно встреча с Кемпом превратила Боуи из лохматого развязного поп-певца, создавшего «The Laughing Gnome», в тот гениальный памятник самоконструированию, которым он стал.

Кемп был актёром пантомимы, который обучил Боуи этому наиболее осмеянному из ремёсел, а также некоторым другим культурным вариациям. Он научил Боуи использовать своё тело, позировать, танцевать. Он познакомил его с кабуки, с японской традицией «оннагата» (выступления актёров-мужчин в женских ролях).

«Кабуки странным образом подходит Боуи, – объяснил критик-культуролог Иэн Бурума. – [Это] театр вычурных, стилизованных жестов. В кульминационные моменты актёры замирают, как будто на фотографии, приняв при этом особенно драматическую позу. Боуи так и не стал великим актёром, но ему удалось стать великим позёром в лучшем смысле этого слова; он всегда двигается с необыкновенной грацией».

Кемп и Боуи вместе поставили шоу под названием PierrotinTurquoise.

«Его повседневная жизнь была самым театральным из того, что я когда-либо видел, – сказал Боуи о Кемпе. – Он жил всем, чем, вероятно, являлась, на мой взгляд, богема».

И поэтому Боуи тоже начал превращать свою повседневность в фантазию, а довольно скоро его фантазия стала реальностью для всех остальных.

«Я нашёл в этом наркотике родственную душу, – сказал Боуи Полу дю Нойеру в 2002 году о кокаине. – Ну, и в спиде, собственно, тоже. В их сочетании».

Он говорил, что обожает быстрые наркотики. Он ненавидел всё, что его тормозило. А кокаин с начала 70-х и вплоть до головокружительной кульминации 1975 года однозначно ускорял его музу. У него была геркулесовская устойчивость к этому наркотику, о которой и мечтать не могли его прихлебатели. Репетиции задерживали или отменяли, пока Измождённый Белый Герцог ждал своего человека и становился всё более похож на этого персонажа согласно его изначальному описанию: «Очень арийский, фашистский типаж; потенциальный романтик, абсолютно лишённый эмоций, но фонтанировавший новой романтикой».

Основным свидетелем этого безумия являлся Гленн Хьюз, басист DeepPurple, который предоставил Дэвиду немного места в своём доме в Лос Фелис. «Дэвид боялся высоты и ни под каким видом не заходил в лифт, – вспоминал позднее Хьюз. – Он никогда не забирался выше третьего этажа. Никогда. Даже если я запихивал его в лифт, это было страшно. Он был параноиком, и поэтому я тоже стал параноиком. Мы тусовались наедине».

Потусовавшись какое-то время с Джимми Пейджем, Боуи стал одержим книгой «Psychic Self Defense» («Экстрасенсорная самооборона»), якобы написанной в качестве «меры предосторожности для самозащиты от паранормальной злонамеренности», и начал рисовать пентаграммы на всех поверхностях (что он позднее отразил в своём творчестве словами: «Don't look at the carpet / I drew something awful on it» в песне «Breaking Glass»).

По словам Хьюза: «Он ощущал склонность к частым и очень странным переходам на тему Алистера Кроули, нацистов или числительных… Он был совершенно упорот. Маниакально упорот. Я не мог за ним угнаться. Всё время, которое он провёл в состоянии паранойи, он пребывал на грани, а также рассуждал о таких вещах, что я и понятия не имел, о чём он говорит. Он входил во вкус этой темы, а я не понимал, о чём он говорит».

Живя в Калифорнии, неподалёку от дома, в котором Шерон Тейт была убита Мэнсоном, Боуи также становился всё сильнее одержим отголосками «Ребёнка Розмари», проявлявшимися в его собственной жизни.

«У него был этот пунктик насчёт чернокожих барышень, которые пытались заставить его сделать их беременными, чтобы получился ребёнок-дьявол, – поведала Черри Ванилла, последовательница Уорхола. – Он попросил меня найти ему белую ведьму, чтобы та сняла с него это проклятие, поэтому я познакомила его с ней».

Белая ведьма являлась бывшей журналисткой и энтузиасткой викки по имени Уолли Элмарк, и она провела в доме обряд экзорцизма, в разгар которого, как впоследствии писала Энджи Боуи, «бассейн начал пузыриться. Он энергично пузырился (возможно, лучше сказать «бесновался») так, что это было несовместимо с любым объяснением, упоминающим фильтры и тому подобное».

"Under the God" by Tin Machine

Карьеру Боуи порой можно трактовать как череду притягательных сотрудничеств: в каждом периоде для него, как для Джагера, находился свой Ричардс. Мик Ронсон. Брайан Ино. Тони Висконти. Роберт Фрипп на ScaryMonsters. Найл Роджерс на Let'sDance. Затем, в конце его всё более тяжёлого поп-забега 80-х, Ривз Гэбрелс, «виртуозный» гитарист и архисессионщик, которого он встретил в туре GlassSpiders.

«Я оглядываюсь назад на период Tin Machine с огромной нежностью, – поведал Боуи Uncut. – Они зарядили меня. Не могу сказать вам, насколько. Ривз вытряс меня из депрессии, указал мне на какой-то свет и сказал: «Будь авантюристом снова». С тех пор я находил собственный голос и определённый авторитет».

Даже после откровенного провала Tin Machine Гэбрелс стал дежурной гитарой Боуи, а его влияние далее распространилось на таких исполнителей, как Black Tie White Noise, Outside, Earthling и Hours….

Благодарили его немногие, но Боуи, вовсе не соответствуя образу самобытного творца, которым всегда пользовался, нуждался в своих помощниках.

Боуи рассказывает о том, как встреча с Иман сделала «идею любви конкретной».

Боуи сказал, что «придумывал имена детям в первый же вечер нашего знакомства». Десять лет спустя этот ребёнок получил имя Александра Зара Джонс и родился в августе 2000 года, когда Иман было уже 45 и пара готова была махнуть рукой на ЭКО.

«Моё влечение к ней было мгновенным и всеобъемлющим, – поведал Боуи Hello Magazine в том году. – Я не мог спать от возбуждения, связанного с нашим первым свиданием. То, что она будет моей женой, на мой взгляд, было решённым вопросом. Я ни разу за всю свою жизнь не стремился к чему-либо в жизни с такой страстью. Я просто знал, что она единственная».

«Мой брак ровно настолько восхитителен, насколько вам всем представляется, – заявила Иман примерно в это же время. – Мы всегда были очень близки, но возможно, что мы сблизились ещё сильнее. Мы оба испытываем почти осязаемую радость или удовлетворение».

Отчасти продолжительный период спячки Боуи (между вышедшим в 2003 году Reality и его внезапным возвращением в 2013 году) просто объясняется этим семейным счастьем, с просмотром телевизора на диване с дочерью или рисованием, пока Иман рядом занимается вышиванием по канве. Боуи останется в истории как череда художественных актов эксгибиционизма, но к 1990-м годам его страсть к славе уже поутихла, уступая место крайне уютному гнёздышку влюблённых.

«У меня нет того ощущения одиночества, которое было раньше, – заявил он в 2003 году. – А оно было очень, очень сильным».

Это трогательное и несколько отрезвляющее напоминание о том, что в итоге от нас остаётся только любовь. Даже если вы – Дэвид Боуи.

Следите за сообщениями Гэвина Хейнса на Twitter.