Величайшие научные достижения 2017 года

Королевское общество было основано в 1660 году. Оно считало себя «невидимым колледжем» естествоиспытателей и физиков. За свою почти 400-летнюю историю оно приняло в свои ряды более 8000 действительных членов; обществу в его работе, заключавшейся в совершенствовании наших знаний о Земле и вселенной, помогали такие люди, как Исаак Ньютон, Чарльз Дарвин, Альберт Эйнштейн, Стивен Хокинг и Джоселин Белл Бёрнелл.

Крайне маловероятно, что вы или я когда-нибудь сделаем «существенный вклад в совершенствование естественнонаучных знаний», обязательный для действительных членов Общества. Именно поэтому, когда мне поручили составить краткий обзор величайших научных достижений 2017 года, я не стал черпать из кладовой собственных знаний, а связался по телефону с двумя из тончайших умов Королевского общества. Сэр Джон Скехел – молекулярный биолог, чья новаторская работа, посвящённая гриппу, обеспечила ему рыцарский титул в 1996 году, в то время как Алекс Холлидей – профессор геохимии Оксфордского университета, чья новейшая работа посвящена раннему этапу развития Солнечной системы.

VICE: Что бы вы назвали величайшим научным достижением прошедшего года?

Сэр Джон Скехел: Геномная инженерия заинтересовала СМИ, потому что появилась возможность значительно проще манипулировать геномами [картой ДНК в организме] в клетках. Это случилось благодаря работе над одной системой, которая называется CRISPR/Cas9.

И какие возможности это даёт учёным?
Очень грубо говоря, CAS9 – это фермент, который, будучи связан с тем, что мы называем руководящей РНК, может давать нам возможность вставлять в геном новую последовательность ДНК. Это может дать возможность выбросить определённый ген из клетки, ввести определённый ген или исправить определённый мутировавший ген, который, как вы считаете, должен работать лучше.

Итак, могли бы вы, по сути, «вырезать» ДНК, вызывающую определённые наследственные заболевания у людей? Или даже конструировать эмбрионов согласно определённой характеристике ДНК?
В перспективе – да.

Это, должно быть, вызывает массу этических вопросов.

Однозначно. Биологи всего мира собрались вместе, чтобы попытаться прийти к какому-то согласию насчёт того, в каких случаях можно использовать такие методики для изменения животных, людей и любой формы жизни. Нужны правила, этика и нормы, которые определяли бы, когда это можно использовать, как об этом следует сообщать и следует ли это вообще применять. Это воздействие биологической науки, обладающее серьёзнейшими возможными последствиями.

Как это можно применить к животным?

Можно догадаться, что это можно было бы использовать, к примеру, для манипуляций с ДНК комаров. Это может быть интересным способом профилактики определённых болезней – например, малярии. Также можно гипотетически конструировать животных, обладающих определёнными фенотипами [физическими характеристиками]. Это могло бы быть очень интересно мясной промышленности. [Исследователи в Америке уже начали выводить безрогих коров.] Но оба эти вопроса сопряжены со множеством этических соображений.

Сколько времени, на ваш взгляд, пройдёт до достижения соглашений, касающихся этической стороны этого?

Научное сообщество достаточно сильно этого желает, и я подозреваю, что нормы будут оформлены и согласованы на международном уровне в течение пяти лет.

Джон, спасибо.

СМОТРЕТЬ

Алекс Холлидей

VICE: Какими были величайшие достижения в ваших областях в этом году?
Алекс Холлидей: В астрофизике самым крупным прорывом стала запись гравитационных волн, исходящих от столкновения двух нейтронных звёзд. Исследователи смогли наблюдать видимые следствия этого столкновения и необычайно яркий объект, который при этом образовался.

Так что же это значит, если говорить по-простому?
Это не просто потрясающее наблюдение гравитационных волн. Это сводит воедино несколько важных элементов астрофизики и даже геохимии: как образуются элементы и откуда берётся золото. Это феноменально важный взгляд на процессы во вселенной.

Могло бы это повлиять на представления людей об образовании вселенной?

Одно из ограничений в попытках наблюдать образование вселенной состоит в том, что первоначальные температуры были так невероятно высоки, что молодая вселенная была плазмой. Из этой среды совсем не мог вырываться свет. Так что ей пришлось остынуть, на что ушло примерно 380 000 лет. На гравитационные волны существование этой плазмы не влияло. Иными словами, гравитационные волны времён Большого взрыва и самых ранних процессов могли бы вырваться. Мы могли бы их изучить, и это помогло бы нам понять, что случилось в те первые годы существования вселенной.

Это увлекательно. Что - нибудь ещё?

Это другая область, но обнародованы существенные данные о том, что так называемого «перерыва в глобальном потеплении» [периода с 1998 по 2012 год, в который, как считалось, глобальные температуры росли не так стремительно, как ранее] на самом деле не было. Данные, обнародованные летом, указывали на то, что, если не считать кое-какого локального замедления, температуры продолжали расти так, как раньше.

Откуда взялось понятие этого перерыва?

Теория перерыва в значительной мере основывалась на эффекте в центральной части Тихого океана [скорость ветра выше средней над Тихим океаном привела к тому, что тепло стало застревать под поверхностью воды, где снимали показания, из-за чего показания температуры снизились]. Кроме того, строить станции мониторинга в Арктике и Антарктике трудно, а потепление, как мы знаем, там идёт довольно быстро. Теперь мы занимаемся этим и благодаря этому получим лучшие данные, которыми можно исправить более ранние предполагаемые показатели. Впрочем, колебания на локальном уровне будут всегда.

Значит, это – последний гвоздь в гробу отрицателей изменений климата?

Я не думаю, что отрицатели изменений климата руководствуются научным мышлением, но это важный шаг. Климатический скептицизм всегда является проблемой, потому что заинтересованные лица не хотят, чтобы их действия как-то ограничивали. Поэтому нам нужно заниматься тем, чем мы занимаемся, осторожно и честно, но возможность показать, что перерыва не было, была важной.

Насколько выбивает из колеи общение с отрицателями изменений климата?

Вероятность того, что изменения климата реальны, составляет почти 80 процентов – ближе к 90 процентам. Опасность есть, потому что учёные, как правило, действуют осторожно, чтобы не быть обвинёнными в нагнетании паники. Но экономические, социальные и гуманитарные последствия изменений климата могли бы быть гораздо хуже прогнозов. Мне просто кажется, что нам сейчас следует активнее игнорировать отрицателей. Это на самом деле уже не научная дискуссия.

Алекс, спасибо.

Интервью отредактированы из соображений длины и ясности.

Следите за сообщениями Дэвида Хиллиера на @Gobshout